ДЕНЬ В ИСТОРИИ ФРАНЦУЗСКОГО ТЕАТРА
160 лет назад - 14 июля 1862 года - свершилось самое главное преступление на бульваре Преступлений.
Том самом бульваре, что приобрел некогда свой почетный "никнейм" за бесчисленное число нарушений закона, происходящих на его территории: «Нами был сделан подсчет всех преступлений, происшедших на бульваре Тампль за двадцать лет. И вот результат. Тотен был заколот кинжалом 16 203 раза; Марти вынес 11 000 отравлений с вариантами; Френуа был различными способами умерщвлен 27 000 раз; мадемуазель Адель Дюпен 75 000 раз была невинной жертвой, соблазненной, похищенной и утопленной; добродетель мадемуазель Левек вынесла 6400 тяжелых обвинений; а мадемуазель Оливье, едва начав свою карьеру, уже 16 000 раз испила чашу преступления и мести. Вот, не считая ошибок, 132 902 преступления, разделенные между пятью индивидуумами, которые отличаются великолепным здоровьем и пользуются всеобщим уважением»
Теперь же, 14 июля 1862 года, умерщвляли само пространство. В этот день началось уничтожение знаменитых театров бульвара дю Тампль. Так Вторая Империя "отпраздновала" главный национальный праздник.
Впрочем, закономерность просматривалась: если в 1789 году в этот день камень за камнем подчистую разобрали Бастилию, то теперь, в 1862 году, камень за камнем стали разбирать театр за театром. Начали свое темное дело в полночь с 14 на 15 июля. Радость тогда убили.
Нет, конечно, это не было глобальным "подкопом" непосредственно под театры. (Хотя… настрой театрального бульвара в дни июльской революции и революции 1848 года не создавал иллюзий относительно своей горячей любви ни к монархическим, ни к имперским потугам). Это был "всего лишь" очередной этап османизации Парижа - такая себе программа реновации французского разлива. И теперь там, где некогда блистали романтик драмы Фредерик и романтик пантомимы Батист, вызывая несмолкаемый хохот и неудержимые слезы у партера и у галерки, ныне расположилась чинная площадь Республики.
Впрочем, реновация была почти гуманной - жителям подлежащих сносу домов предлагались суммы, превышающие рыночную стоимость их жилищ, а театрам и вовсе давалась возможность выбора: переезд или уничтожение.
Конечно, были протесты. Конечно, были петиции. Но - что удивительно для Парижа - не бунт. На этот раз "14 июля" было не на стороне протестующих. Коварный Осман (ощущая за спиной императорское плечо) не изменил своего решения. Театрам предстояло не быть. И театры, готовясь к прощанию со своим зрителем, объявили последние спектакли.
Фоли драматик, к примеру, назвал свое последнее фантастическое представление "Прощание с бульваром дю Тампль" (надо сказать, впервые оно было сыграно еще в самом конце 1861 года, когда впервые слухи о грядущем уничтожении бульвара переросли в уверенность). По сути, это было своеобразное историческое обозрение: Первый акт - "Сен-Жерменская ярмарка в 1750 г.", второй - "Бульвар Преступлений в 1830 г.", третий - "Бульвар дю Тампль в 1861 г. - Бульвар принца Евгения. - Апофеоз".
А вот чем третий акт начинался: "Сцену открывает хор, который исполняют театры дю Сирк, ла Гете, Лирик, Деласеман, Фюнамбюль, Лазари, на мотив "Quel desespoire": "Какое огорчение! Скоро наша жизнь будет кончена. Какое огорчение! Скоро нас разрушат"…
И "Бульвар дю Тампль", представленный очаровательной М-ль Леройе, отвечал хору на мотив другой современной песенки: "Бульвар дю Тампль наших отцов через несколько дней будет разрушен. Смех, песни, кафе, полные света, все обратится в забвение… Этот старинный бульвар Ярмарки в старые времена Пирона и Колле, когда они, выпив, бродили среди нас в поисках своей музы в помятом чепце. <…> Не забудем, что место это было родиной Белого Пьеро, этого бессмертного немого. <…> Но всё сказано, склоним наши головы, воспоем, по крайней мере, нашего скончавшегося друга, и чтобы этот день стал все-таки еще и днем праздника, закончим, как мы когда-то начинали…" (дословный перевод).
И всё разрушили. Повсюду висели афиши: "Распродажа костюмов, декораций, всех вещей". Кому-то удалось выжить - денежной компенсации хватило на переезд. А кому-то пришлось исчезнуть навсегда.
К слову, судя по всему, в плане финансовом винить, пожалуй, стоило - редкий случай - не столько правительство, сколько руководство конкретных театров. Жорж Кен в своей книге "Старые театры Парижа" приводит суммы, выделенные в качестве возмещения убытков директорам разных театров. Так, директор Фоли Драматик получил 251 000 франков; директор Пти-Лазари - 440 000; владелец Фюнамбюль - 580 000; владелец театра Гете - 1 800 000 франков. Но почему-то Фоли Драматик выплыл, а Пти-Лазари и Фюнамбюль канули в Лету…
Театр Гете выбрал переезд - на Севастопольский бульвар. Театр дю Цирк сменил и здание, и название: перебравшись на площадь Шатле, он стал - что довольно логично - именоваться Театром Шатле. Закрылся Фюнамбюль. Продолжатель дела своего отца, сын Батиста Дебюро, еще в мае дал прощальное представление в зале, знавшей столь бурные и счастливые времена. Фоли Драматик замер в ожидании нового помещения. Театр Деласеман вновь открылся на улице Прованс. Вместе с театром Фюнамбюль исчез и Пти-Лазари, как и другие маленькие театрики бульвара. Исчезли и многие кафе, составлявшие славу Бульвара Преступлений.
И лишь один театр уцелел в своей неприкосновенности на неуцелевшем бульваре Преступлений - театр Дежазе. Не то чтобы он обладал каким-то особым статусом или пользовался особой зрительской любовью и симпатиями сильных мира сего. Нет. Один только случай и везение тому виной. Все дело в том, что театр Дежазе находился на противоположной стороне бульвара, а ее как раз-таки не тронули - барона Османа интересовала лишь чётная сторона…
Тихо здесь стало. Обычно. Просто город. Просто площадь. Нет больше бульвара Преступлений. Нет больше театров. Настоящее горе для веселого города Парижа. Еще годы спустя парижане будут проклинать барона Османа, воскрешая в своей памяти чарующий и бурлящий бульвар дю Тампль.
Жорж Кен писал: "Это был траур для всего Парижа, который так долго любил это очаровательный уголок, где из поколения в поколение знакомились с этим изысканным удовольствием, этим забвением горьких часов, этим развлечением, этим уроком искусства - театром. Директоры, артисты, машинисты сцены, статисты, танцоры, гримеры, клакеры - весь этот маленький мирок, который жил театром, был ввергнут в отчаяние; парижане были просто убиты. <…> Как-то вечером мне хотелось вновь взглянуть на то, что некогда было бульваром Преступлений: четыре дома продолжали существовать слева, в стороне (номера 42, 44, 46, 48) - и это всё. Ничего, абсолютно ничего не позволяло обнаружить малейший след того великого прошлого искусства…"
И вот Марио Прот в своем очерке "Бульвар Преступлений": "Час пробил. Каменщики набросились. Два взмаха - и не осталось больше ничего. Ни одного из всех тех камней, что были свидетелями столь долгой и блистательной истории. <…> Что же сотворила империя на месте бульвара дю Тампль? Только то, что империя и могла сотворить - уродство и пошлость. Там, где прежде била подлинная, бурлящая, полнокровная жизнь, теперь установлена декоративная и стерильная мертвечина. Там, где был народ, теперь пустыня…"
P.S. И для настроения. Ближе к началу текста - "Бульвар Преступлений" в исполнении Эдит Пиаф. О еще живом и громокипящем. А здесь, в финале - "ночная", "посмертная" песня о бульваре Жана-Роже Косcимона. Вернее, не о бульваре, но о том, что происходит на нем ночью. Очень точные, мне кажется, музыкальные акценты...